De Psychologia
17 ноября, 2021
АВТОР: Анатолий Николин
1
В ноябре 1799 года — это событие произошло как раз после 18 брюмера по революционному календарю, когда к власти во Франции пришел Наполеон Бонапарт, — юный Анри Бейль приезжает в Париж.
Цель его приезда в столицу была проста: сделать карьеру. Ему всего шестнадцать лет. Но что такое шестнадцать лет у французского юноши, в тринадцать уже читавшего «Мемуары» Сен-Симона и «Новую Элоизу»?
(В этом месте следовало бы упомянуть имя автора «Элоизы» — Жан-Жака Руссо. То, что во Франции ХVIII века было известно каждому подростку, сегодня вызывает ступор даже у некоторых взрослых. Прогресс в гуманитарном смысле явление скорее желаемое, чем очевидное…)
В свои шестнадцать лет наш герой уже взрослый, сложившийся юноша. И всеми силами души он стремится не к успеху на деловом поприще, а к женской любви и искусству. О юношеских своих мечтаниях он потом напишет с бесподобной честностью и лаконизмом.
Чего я хотел? — «Писать комедии подобно Мольеру и жить с актрисой».
Насчет любви и актрис — понятно. Тяга к женщине заложена в мужчине изначально, хотя и тут могут быть нюансы.
Первой возлюбленной маленького Анри — ему всего четыре года! — стала (да-да!) его мать, Генриетта Ганьон. «Это была очаровательная женщина, я был в нее влюблен». Анри постоянно хотел целовать ее грудь и выходил из себя, когда приходил отец и безжалостно прерывал его поцелуи.
Психологическая ниточка нашего героя тянет нас всё дальше.
«Влюбившись в нее, я проявлял совершенно такой же характер, как и в 1828 году, когда был бешено влюблен в Альберту де Рюбампре. Мой способ отправляться на охоту за счастьем, в сущности, нисколько не изменился за исключением лишь одного: физической стороны любви…»
И поясняет: физика любви приводит его в такое же смятение, какое могло бы охватить Цезаря, если бы ему продемонстрировали возможности оружия ХХI века. A propos, в веке ХVIII — начале ХIХ сокровенные вещи умели выражать лучше нас, не прибегая к вульгаризмам…
В зрелом возрасте он перечисляет всех женщин, которых любил в жизни, их было — 12. И с горечью замечает: «Я очень редко имел успех». То есть — полное обладание предметом любви…
2
Отца в конечном счете маленький Анри возненавидел. И ненавидел его всю жизнь — ненависть в отличие от любви не имеет срока давности. Ненавидел его за то, что он был мужем его «возлюбленной» — Генриетты. И променял это чудо, правда, после ее смерти, на старшую сестру матери, незамужнюю Серафи. Для маленького Анри эта женщина была воплощением зла. Она заменила в доме покойную Генриетту и занималась воспитанием ее маленького сына.
Каким было это воспитание? Когда Анри, играя во дворе, укусил кузину, «тетка Серафима объявила, что я чудовище и что у меня жестокий характер».
В другой раз, возясь в крохотном садике, выращенном на подоконнике, он уронил нож. С высоты двенадцати футов он упал на землю близ некой госпожи Шенава.
«Тетка Серафи объявила, что я хотел убить госпожу Шенава; меня назвали жестоким ребенком»…
И отец, и злополучная тетка были убежденными роялистами, и маленький Анри незамедлительно возненавидел короля и полюбил республиканцев.
Пылкая, с раннего возраста любовь к искусству всецело поглощала его, что тоже наводит на размышления о ее истоках.
До поступления в школу обучением маленького Анри занимались дома. Самый любимый его человек, дед Ганьон, был прирожденный гуманитарий и горячий поклонник Вольтера. В молодости он даже совершил паломничество в Ферней, чтобы припасть к руке своего кумира.
Анри деда обожал. Старик читал в оригинале Горация и знал мельчайшие подробности приключений Одиссея на пути в Итаку. Знания и умения такого рода обычно даются человеку, не обремененному чрезмерной практической деятельностью. Что и передалось впоследствии его внуку. Став взрослым и переехав в Париж, Анри напишет, что хотел бы всегда жить, «как на улице д’Анживилье». То есть не ходить ежедневно на службу в военное министерство и не корпеть над скучными отчетами, а читать любимых авторов и писать самому.
Практическая же деятельность способна уничтожить в человеке все, что не имеет отношения к зарабатыванию денег.
Нельзя сказать, что дед Ганьон системно занимался с мальчиком учебой. Просто он любил читать ему вслух (надо понимать, для собственного удовольствия) стихи древних авторов. И рассуждать о Расине, Корнеле и французских энциклопедистах. Мальчик слушал его с восхищением, широко открыв глаза…
Кроме гуманитарных дисциплин ребенка учили еще математике. Модной науке, помогающей делать деньги и успешную карьеру. Математику маленькому Анри преподавал на дому аббат Райян. И преподавал он ее — плохо. Кроме того, аббат часто рассуждал на уроках об опасности свободы. А все, что изрекал туповатый аббат, подлежало немедленному забвению. «Я ненавидел все то, чему меня обучали отец и аббат Райян». То есть — математику и деспотию. Он и в Париж отправился, достигнув совершеннолетия, чтобы вкусить сладких плодов свободы. И, следовательно, искусства.
В столице борьба тезисов и антитезисов в его душе продолжалась с новым пылом. Официально Анри прибыл в Париж, чтобы учиться в Политехнической школе. Но поступать он туда не стал, увлеченный идеей «улицы д’Анживилье». Как поступил в свое время и ваш автор, отказавшись сдавать вторично экзамены в Ленинградский университет. Больше, чем возможность учиться в престижном вузе, его привлекала питерская вольница и желание писать собственные тексты.
В отличие от вашего автора, восхищенного красотой Ленинграда-Петербурга, Париж юному гренобльскому гражданину Бейлю не понравился.
Город был некрасив, грязен, лишен леса и привычных его глазу гор.
Отсутствие гор вызывало у него раздражение: горы были антитезой всему низменному. А он повсюду замечал следы грязи и убожества, их моральная парадигма его удручала. Как вызывало отторжение все, что настойчиво навязывали ему дома, от этики до эстетики.
Семья Ганьонов-Бейлей считалась самой аристократической в городе, и он возненавидел аристократию.
Семья ненавидела проходившие по улице полки республиканских драгун — он сделался рьяным республиканцем.
В их доме в Гренобле скрывались бежавшие от гильотины священники, они чавкали за столом, роняли крошки и алчно сопели, поедая соленую свинину, — он возненавидел чернь. И в придачу к ней — религию.
Презирал монархию, как первоисточник всех его фобий. Метафорически это была тетка Серафи, но гораздо большего масштаба. И с воцарением Бурбонов в 1815 году он демонстративно покидает Париж, Францию, чтобы укрыться в любезной его сердцу Италии, стране искусства и любви. Он и на могильном камне распорядится именовать себя итальянцем — «Milanese». Из снедавшего его всю жизнь чувства противоречия сменив без сожаления родовое имя. А потом использовал в этом же качестве название маленького саксонского местечка, где совсем юным лейтенантом он сдирал именем императора налоги с недовольных горожан на нужды Grande armee…
Я проезжал этот городок в молодости на военном грузовике. Куда-то и зачем-то полковое начальство командировало меня на целый день, но подробностей командировки за давностью лет я уже не помню. И с удивлением, смешанным с благоговением, прочел на дорожном указателе надпись: «Stendal». И подумал, что хорошо бы когда-нибудь написать об этом человеке и его жизни, такой же противоречивой и высокомерной, как и моя, только еще начинавшаяся. В конце концов все мы — клоны друг друга. Но лишь немногие в этом признаются публично, не боясь испытать при этом постыдное чувство вторичности…